Все равно костры кажутся мне слишком радикальным методом решения нашей проблемы, и я придумываю другой способ. Горючее можно жечь в маленькой жестяной печке. К ней можно приделать трубу с решеткой, чтобы она задерживала искры. Мы помещаем это устройство под двигателем и разводим огонь, расположив трубу таким образом, чтобы от нее грелась первичная помпа. Мы ждем, пока не будет результата. Это примитивное решение, но как раз для русской зимы. Мы получаем сложные нагреватели и всякие технические приспособления. Они великолепно сконструированы, но, к сожалению, они сами полагаются на работу хрупкой машинерии вроде маленьких моторчиков или сложных устройств. Их следует запускать первыми, для того, чтобы вся конструкция начала работать, но как раз это-то и не получается из-за холода. На протяжении всей зимы у нас очень мало самолетов в строю. Эти немногочисленные пригодные к полету машины пилотируются старыми, опытными экипажами, так что недостатки в количестве в какой-то степени компенсируются качеством. Несколько дней мы летаем в район железной дороги Сычевка-Ржев, где русские пытаются прорвать фронт. Наш аэродром оказывается в той же самой ситуации, как и несколько недель тому назад, когда мы размещались в Калинине. На этот раз наземных войск, которые могли бы держать наш фронт, нет, и однажды ночью иваны, наступая от Сычевки, внезапно оказываются на окраине Дугино. Краскен, командир нашей комендантской роты, собирает боевую группу, набранную из нашего наземного персонала и находящихся рядом частей и удерживает аэродром. Наши отважные механики проводят ночи в траншеях с винтовками в руках, а днем возвращаются к своим обязанностям по обслуживанию самолетов. Днем ничего не может случиться, потому что у нас на аэродроме все еще есть запас горючего и бомб. Два дня подряд нас атакует кавалерия и батальоны лыжников. Затем ситуация становится критической и мы сбрасываем бомбы рядом с периметром нашего аэродрома. Советские потери велики. Затем Краскен, в мирное время — спортсмен, вместе со своей группой предпринимает наступление. Мы кружим над ними, стреляя и сбрасывая бомбы на тех, кто пытается удерживать их контратаку. Вновь подступы к аэродрому очищены от противника. В начале войны солдаты Люфтваффе никогда не предполагали, что им их будут использовать в таком качестве. Бронетанковые части нашей армии расширяют наши завоевания, вновь захватывают Сычевку и размещают в ней свой штаб. Ситуация снова более или менее стабилизируется и наш сектор прикрывает новый фронт, созданный вдоль линии Гжатск-Ржев. Дни монотонного отступления позади.

Лисы переносят холод лучше, чем мы. Каждый раз когда мы возвращаемся из района Ржева на низкой высоте над покрытым снегом равнинами, мы видим как они пробираются по снегу. Если мы проносимся над ними на высоте 3-4 метров, они приседают и испуганно смотрят на нас. Якель, у которого еще осталось несколько пулеметных патронов, выпускает очередь наудачу. Он попадает в цель и позже возвращается на это место в «Шторхе», оборудованном лыжами. Тем не менее, вскоре оказывается, что листья шкура совершенно испорчена пулевыми отверстиями.

Я неприятно удивлен новостью о том, что в благодарность за свою работу по обеспечению полетов я получил отпуск домой. После истечения моего отпуска мне приказано следовать в Грац в Штирии и передать новым экипажам мой недавний опыт. Все новые и новые торжественные заявления, что я не нуждаюсь в отдыхе, что я не хочу покидать часть, не приносят мне ничего. Приказ окончательный и обсуждению не подлежит. Лейтенант Преслер обещает затребовать меня обратно в тот самый момент, когда я окажусь на моей новой работе, и я хватаюсь за эту возможность.

Однажды утром я следую на запад в транспортном самолете через Витебск, Минск и Варшаву в Германию. Я провожу отпуск, катаясь на лыжах в Рисенгебирге и в Тироле и пытаюсь бороться со своей яростью физическими упражнениями и солнечными ваннами. Постепенно мирный вид этого горного мира, моего дома, и красота его сверкающих на солнце покрытых снегом вершин снимает напряжение ежедневных боевых вылетов.

Перед тем как приступить к работе по подготовке новых экипажей я женюсь. Мой отец все еще церковный ректор и проводит церемонию в нашей небольшой деревушке, с которой я связан столькими счастливыми воспоминаниями беззаботного детства.

Затем поездка в Грац, на этот раз в качестве инструктора, а не курсанта. Полеты в строю, пикирование, бомбометание, огонь из бортового оружия. Я часто нахожусь в своем самолете по восемь часов в день, поскольку у меня нет помощников. В плохую погоду или во время технического обслуживания в расписании появляются военные упражнения или спорт. Экипажи, которые присылают ко мне школы летчиков, после тренировок отправляются на фронт. Когда они закончат обучение, я встречу некоторых из них в недалеком будущем. Может быть, даже в своей собственной части. В часы отдыха я продолжаю легкоатлетические тренировки, играю в теннис, плаваю, или брожу по величественным окрестностям Граца. Через два месяца я получаю помощника. Пилот Якель из 3-й эскадрильи только что был награжден Рыцарским Крестом Железного Креста и откомандирован в нашу учебную часть. Мы проводим налеты на мирные цели, как будто бы на фронте. Я располагаю двумя «Мессершмиттами», так что мы также способны имитировать перехват «Штук» вражескими истребителями. Тренировки трудные и напряженные, но я считаю, что экипажи, которые их выдерживают и делают то, что от них требуется, учатся многому. Физические усилия и выносливость выковываются спортом. Почти каждое утро по понедельникам я устраиваю для всех забег на 10 километров, это послужит только хорошему. После обеда мы отправляемся в Андриц поплавать и проверить нервы. Все курсанты участвуют в прыжках с шестом и с энтузиазмом соревнуются за разряд по плаванью.

Якель младше меня на несколько лет и все еще совсем мальчишка. На него невозможно сердиться независимо от того, в какие странные ситуации он порой попадает. Он живой и полный веселья, старается жить полной жизнью. По воскресеньям я обычно отправляюсь в горы. Перед караульным помещением есть автобусная остановка и я всегда сажусь здесь на автобус, идущий в город. Тень автобуса путешествует вместе с нами и вдруг по ее форме я замечаю, что на крыше кто-то едет. Там веселятся и дурачатся, особенно когда по улице идет какая-нибудь девушка. Я могу догадаться кто они, по их кепи. Это солдаты с нашей базы, но это не могут быть мои курсанты, потому что неоднократно отдавались приказы, запрещающие военнослужащим ездить на крышах автобусов. Я говорю лейтенанту из наземной службы, который сидит рядом: «Эти парни, там, наверху, должно быть ваши?» С некоторым превосходством в голосе он отвечает: «Вы будете смеяться, но это ваши!»

Когда солдаты возвращаются в Грац я отдаю приказ явиться ко мне в 11 утра в понедельник. Когда они появляются, я говорю: «Что это вы к дьяволу такое себе позволяете? Вы знали, что нарушаете приказ! Это неслыханно!».

Я вижу по их лицам, что они хотят мне что-то сказать и я спрашиваю, что они могут сказать в свое оправдание.

«Мы только думали, что все в порядке, поскольку с нами ехал также инструктор Якель».

Я быстро распускаю их и разражаюсь смехом. Затем я представляю себе Якеля, восседающего на крыше автобуса. Когда я объясняю ему, во что он меня втравил, он изображает наивное удивление и я больше не могу сохранять строгое выражение на лице.